Верь в свою звезду - Страница 49

— Откуда ты узнал?

— Поговорил с Мэри Мэйтклифф. К счастью, она в здравом уме и твердой памяти. Поначалу Мэри не хотела говорить о прошлом — ведь она столько лет хранила тайну. Но когда выяснилось, что я уже многое знаю, старушка рассказала мне остальное.

— Мой прадед Джон Дэвид Джошуа Лорримор, — продолжал Кэл, — женился на Абигайль Айсис. Они прожили десять лет, но детей у них не было. К этому времени оба уже страстно мечтали о сыне и наследнике. Об усыновлении ребенка не было и речи, ибо в древнем роду, таком, как наш, наследником может быть только тот, в чьих жилах течет кровь Лорриморов. Примерно в это же время камеристка Абигайль вышла замуж, и ее место заняла Мэри Мэйтклифф, которой в ту пору было шестнадцать лет. Вскоре было объявлено о том, что Абигайль ждет ребенка. Большую часть беременности она неважно себя чувствовала и почти не покидала своей комнаты. Ее почти никто не видел, кроме мужа, камеристки и личного врача. Когда Абигайль пришло время рожать, врач устроил ее в частную клинику. Спустя две недели Абигайль вернулась домой с Генри Джеймсом Робертом. И только муж, преданная служанка и врач знали, что Генри — вовсе не Лорримор. Он был внебрачным сыном семнадцатилетней дочери одной знатной леди и шестнадцатилетнего сына лорда, фамилии которого Мэри не назвала. Абигайль не была беременна. Все было тщательно организовано врачом, которому, надо думать, хорошо заплатили.

— Понятно, — тихо сказала Линда. — Но как в это дело оказалась замешана Мэри Мэйтклифф?

— А ты подумай. Как можно изображать беременность перед личной камеристкой?

— Да, конечно. Глупый вопрос. Но продолжай, пожалуйста.

Кэл поднял голову, вглядываясь в быстро темнеющее небо.

— По иронии судьбы на следующий год Абигайль действительно забеременела, и в марте 1894 года родился Элберт Уильям Джейкоб. Настоящий Лорримор. Увы, было слишком поздно, приходилось по-прежнему хранить тайну. Мальчики подрастали, но Элберт всегда был любимцем родителей, которым не давала покоя мысль о том, что они сами лишили их сына законного наследства. А потом началась война, и Генри ушел служить в армию. Элберт же, перенесший в детстве ревмокардит, был объявлен негодным к строевой. Когда пришло известие о том, что Генри «пропал без вести, возможно, убит», Джон и Абигайль воспользовались случаем и изменили завещание. Доказать, конечно, я ничего не могу, но сильно подозреваю, что их поверенному, который был старым другом семьи, обо всем было известно. Наверняка он посоветовал им, как составить завещание, чтобы в нем не к чему было придраться, на случай, если Генри все же вернется. Думаю, что именно тогда имя твоего деда было стерто с генеалогического древа. Ведь там прослеживалась линия рода Лорриморов, а Генри не был Лорримором по крови. Создается впечатление, что Джон и Абигайль изо всех сил старались исправить дело рук своих. Сделать вид, что Генри и не существовал вовсе. Боюсь, что это рисует моих родных не в очень выгодном свете, хотя вся вина ложится в основном на плечи Джона и Абигайль, а не на Элберта.

— Прошло столько лет, что это уже не так важно, — медленно произнесла Линда. — Но я рада, что наконец узнала правду.

— И правда стоила того?

— Ты имеешь в виду мои ухищрения? — краснея, спросила Линда. — Мне действительно очень неловко. Ричи мне очень симпатичен, но если он узнает, как я его использовала, то просто возненавидит меня.

— Кроме нас двоих, никто ни о чем не знает, так что, если ты сама ему не скажешь, Ричи останется в неведении. Что до меня, то я считаю, пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Ричи будет думать, что ты приехала сюда, чтобы вернуть ему кольцо, а я…

Слова Кэла были прерваны яростной вспышкой молнии и ударом грома. По пыльной земле застучали тяжелые капли дождя.

— Бежим отсюда, — скомандовал Кэл.

Они бок о бок помчались по дорожке, но в это время разверзлись хляби небесные. Хлынувший ливень в мгновение ока промочил обоих до нитки. Струи дождя слепили глаза и не давали дышать.

— Сюда, — позвал Кэл, открывая дверь старой оранжереи и вталкивая Линду внутрь.

Освоившись с полумраком, они оглядели друг друга.

— Да уж, мы с тобой достойная парочка, — засмеялся Кэл.

Его волосы прилипли к голове, а рубашка — к телу. По щекам стекали струйки воды. Линда, однако, была в еще худшем состоянии. Костюм, в который она так тщательно наряжалась, превратился в бесформенную мокрую массу, босоножки погибли безвозвратно, а выбившиеся из прически пряди волос свисали, как крысиные хвостики.

— Жаль, что ты испортила костюм, — как ни в чем не бывало заметил Кэл. — Теперь ты уже не сможешь в нем ехать.

— Ты знаешь, что я уезжаю?

— Я знаю, что ты уже собрала чемодан. — Кэл бросил взгляд на струи воды, хлеставшие по стеклам оранжереи. — Но теперь мы здесь, как в ловушке, и, боюсь, что сегодня тебе отсюда не выбраться.

— Нет, я уеду сегодня, — твердо объявила Линда.

И тут же вздрогнула, ибо, словно в опровержение ее слов, раздался оглушительный раскат грома, и дождь заструился по стеклу с новой силой.

— Если дождь не прекратится, я все равно скоро пойду. Я уже промокла насквозь — хуже не будет.

— Это верно. — Взгляд Кэла задержался на ее груди, обрисованной тонким шелком, и Линда с ужасом почувствовала, как сильно она разволновалась. Обхватив себя руками, словно защищаясь, она попыталась унять дрожь.

— Замерзла? — спросил Кэл.

— Да, — хрипло прошептала девушка, хотя ее дрожь была совсем другого рода.

— Воздух теплый, ты дрожишь из-за мокрой одежды. Почему бы тебе не снять ее?